Герой нашего сегодняшнего Artist talk - Иван Горшков, один из самых ярких представителей российского современного искусства.
Иван работает в разных медиумах и с абсолютно разными материалами - живопись, скульптура, видеоарт, коллажи, инсталляции и даже шоу!
В родном городе Иван учредил Воронежский Центр Современного искусства, который долгое время был основной точкой притяжения продвинутой аудитории города.
На сегодняшний день творческая карьера Ивана впечатляет: премии «Инновация» XV в номинации «Художник года» и «Художник года Cosmoscow 2017», персональные и групповые выставки в топовых галереях России и Европы, работы в собрании Третьяковской галереи и Московского музея современного искусства.
В феврале прошлого года в галерее Marina Gisich Gallery состоялась персональная выставка Ивана Горшкова «Кристалл чистейшей крезы» под кураторством Алексея Масляева. Выставка оставила яркое впечатление и вызвала желание узнать больше о творчестве художника.
Расскажи, как все начиналось?
Буквально накануне сканировал свои детские рисунки, и увидел в них связь с тем, к чему я пришел, сделав определённую петлю. Мой папа – Сергей Горшков - художник. Довольно серьезный, известный художник с музейными выставками. Мое детство прошло в атмосфере, где я видел, что современное искусство – это круто, весело, прикольно и классно, а всего противоположного, скажем так, нужно избегать. Поэтому, безусловно, у меня была уже определенная предрасположенность. И папа ее подогревал по-своему.
Образование у меня формально академическое. Это, наверное, уровень, средней московской художественной школы. По образованию я учитель рисования с дипломом по живописи.
Я долго находился в плену экспрессионизма. Но, с самого начала было понятно, что это должно во что-то вырасти. И вот в шестнадцатом году я понял, что нужно все брать и апроприировать, что нужно делать коллаж. Слово «коллаж» всегда воспринималось как что-то такое довольно странное - представляются какие-то вырезки из газет, каламбурчики, аппликации. Но коллаж в широком смысле слова – комбинация всего со всем. По этому пути я пошел и развиваюсь. Так что, если бы меня спросили, какой сейчас мой главный медиум, на что я делаю ставку, позиционируя себя как художника, то я бы, конечно, назвал коллаж.
Ты известен, как мультидисциплинарный художник. С каких медиумов начиналась твоя карьера?
В Москву я попал в проект «Старт» в 2010 году с большими железными скульптурами. Настя Марухина тогда была моим первым менеджером, Настя Шавлохова – первым куратором. Понятно, что у меня не было никаких мастерских. В доме дедушки в деревне, между огурцами и помидорами, я поставил пенек, купил тысяч за пять пару листов железа, порезал их, помял, сварил и привез в Москву большие железные скульптуры. Самая большая была больше трех метров.
Так вот по поводу медиумов, в которых я работаю. Моя первая персональная выставка в Х.Л.А.Ме (прим.-воронежская галерея современного искусства) за год до «Старта» была живописная. И всю жизнь я стремился довольно осознанно проводить работу с разными медиумами: живопись, графика, скульптура, шоу, какие-то междисциплинарные проекты.
Складывается впечатление, что ты довольно интенсивно работаешь. У тебя и много медиумов и работ, твое присутствие на сцене заметно. Это идет органично или у тебя есть какая-то дисциплина?
Следующая большая история – это производственный аспект. Про «как» и про коллажи – я говорил к тому, что меня интересовал главный вопрос: «А что, если вот это разухабистое веселье, хулиганский подход облечь в хороший продакшн, вложить туда некоторый бюджет и все это соединить с маниакальной дотошностью? Тогда это заиграет новыми красками, это будет работать по-другому.»
Вот, кстати, интересно. Не было ли опасений, когда ты принял решение нанять людей, что это повредит художественному процессу?
Это, конечно, в корне другой подход. Ты не просто экономишь время, а заходишь в мастерскую, все уже готовенькое лежит. Ты такой свежий, веселый, думаешь: «Вау, прикольные штучки, а давай-ка из них соберем скульптуру». Получается, что ты на пике своего эмоционального подъема начинаешь принимать действительно художественные решения. Делая всю подготовительную работу сам, подойти к этому этапу ты можешь уже на нуле, потратив всю энергию на подготовку к нему, морально устав от объекта. Такое вот наблюдение.
Если возвращаться к Воронежу, как ты считаешь, твоя успешная карьера повлияла на молодых воронежских художников? Есть у тебя последователи, те люди, которые наблюдают за тобой, спрашивают совета?
Спрашивают и спрашивали. И некоторые, кто спрашивал, уже близки к тому, чтобы превзойти маэстро. Как шутит Алексей Юрьевич Горбунов, основатель воронежской галереи Х.Л.А.М, «многие современные художники занимаются тем, чем занимаются, только ради одного – чтобы быть, как Иван Горшков». Это не я придумал, это был бы смешной ответ на этот вопрос.
Есть ли какое-то сообщество в Воронеже, которое ты вдохновляешь?
Как говорит Алексей Масляев, Воронеж для него является хорошим примером преемственности поколений. Если мы поговорим по поводу самоорганизаций, то закрылся ВЦСИ, инициатива моего поколения, тех, кому сейчас 35+. Появилась, инициатива «Дай пять» Миши Гудвина и Яна Посадского. Это уже успешные воронежские художники, 25+. Ровно десять лет разницы. И люди такие разные, и представления обо всем, и средства продвижения, представления о коммуникации разные, и Воронеж уже другой.
У нас традиционный вопрос к состоявшимся художникам. Какие ты дашь советы молодым художникам, которые только закончили вуз?
Я уже мыслю представлениями восемнадцатилетней давности. Мне восемнадцать было ровно полжизни назад. Когда-то я в первый раз приехал в Москву, и сам пошел на выставку современного искусства. Я просто привык, что надо вливаться в тусовку, что все едут в Москву, чтобы там тусоваться. Но появились соцсети, и возникло ощущение, что необязательно уже ехать, чтобы тебя запоминали в лицо. Тебя могут по соцсетям запомнить. Советы, наверное, как у всех: быть трудолюбивыми, экспериментировать, ничего не бояться.
Ты помнишь, когда у тебя произошел переломный момент в молодой карьере, когда ты вышел на новый уровень? Какие обстоятельства изменились, что поспособствовало?
Мне кажется, таких переломов было несколько, или это один большой переход, состоящий из нескольких этапов. Когда мне было восемнадцать, мы в Воронеже познакомились с Арсением Жиляевым, с Ильей Долговым. Мы были молодыми ребятами, что-то слышали про современное искусство, ЖЖ читали, делали какие-то экспериментальные перформансы дома. Для меня это был успех – участвовать в таком: «Три человека пришли! Перформанс сделали, бомба! Это успех, мы звезды». На кухне сделали перформанс втроем, а потом - в лесу. Еще пять человек пришло – мы уже почти классики. А потом в воронежской галерее, которая только открылась – это вообще галерейный уровень, а потом в Москве выставка групповая, а потом персональная. Можно упереться в гигантскую ретроспективу в Нью-Йорке, а дальше, что – в космос?
Я очень доволен, что прошел все эти ступени, а не перескочил. Иногда сидишь и думаешь в самом начале пути: придумал полтора проекта, отправил на конкурсы/премии, и что-то никто не отвечает, премии никто не дает, мир несправедлив и холоден ко мне. Потом проходит лет пять, и ты думаешь: «Слава Богу, что никто этого даже не заметил, иначе бы вошел в историю с этим позорищем». Всему свое время. Масштаб кухонный хорош для кухни, а масштаб музейный – для музея, счастлив тот, кто ему соответствует.
Ты говоришь, что важно развивать круг знакомств, нетворкинг. Важно, чтобы тебя знали в лицо, чтобы ты был в коммьюнити, в тусовке. А вот если у молодого художника есть выбор: потратить время сегодня вечером на то, чтобы пойти пообщаться или докрутить технику свою. Потому что есть такое мнение, что иметь свой почерк классно, но мастерство требует совершенства.
Перед глазами есть негативные примеры, которые дают нам немой совет. Есть две крайности. С одной стороны, есть тусовщики, которые ничего не делают, только думают: нарисовали в своей жизни полторы картины, зачем нам заканчивать вторую, если я еще первую не продал? Зачем мне делать новые работы, если я со старыми не сделал выставку, я их не продал, не показал. В 2008 году открылась галерея Х.Л.А.М – я там работал первые полгода смотрителем и общался со всеми, кто приходил в галерею. Пришли двое ребят и говорят: «Слушайте, а как у вас сделать выставку?» – «Приносите работы, посмотрим, придумаем, может, что-нибудь». «А, работы приносить? Понимаете, они просто не совсем готовы, точнее, они совсем не готовы. И вообще мы еще ни разу в жизни не делали никаких работ, но решили вначале договориться о выставке, иначе зачем мы их сделаем, а выставлять негде?» Представляете? Притча, можно сказать. В академической среде есть такой совет: если идешь на сессию набросков, меньше 80 делать не имеет смысла. Первые 20-ть ты сразу выбрасывай, а после 20-го (или 50-го – в разных версиях по-разному) начнет получаться что-то хорошее. Градация бесконечная. Где эта грань и откуда начинается что-то хорошее – очень индивидуально.
С другой стороны, есть и трудоголики, которые сидят в башне из слоновой кости и света белого не видят, и думают, что лучше всех знают, что нужно делать и как.
Как мне кажется, разные фазы в жизни должны сменять друг друга. Работа, отдых, тусовки, общество, семья, друзья, родной край и путешествия – все крайности должны быть в равновесии.
Общаясь с молодыми художниками, мы часто сталкиваемся с мнением, что им ближе идея самопродвижения через соцсети, участие в самоорганизациях, нежели эксклюзивные контракты с галереями. А что ты об этом думаешь?
Мои представления о московском арт-мире сформировались пятнадцать лет назад. И думаю, что они засели так глубоко, что я даже этого не осознаю, я живу по этим представлениям. Понятно, что я всегда стремился к некой институализации, хотел быть в тусовке. Для молодого художника, каким я тогда был, важно было завязать сотрудничество с тем, кто уже имеет авторитет арт-мире. Сейчас мир более подвижен и быстр, и, может быть, действительно, какой-то контракт c неповоротливой галереей, не дает развернуться энергичному и находчивому человеку. А я довольно инертный человек. Я работал и работаю с галереями. Понятно, что это все таит подводные камни, все это дипломатия, отношения с людьми, партнерами. Но я не знаю, кто вместо галереи может продавать все, что ты делаешь.
Что, ты думаешь, будет в ближайшее время с искусством в целом в России?
Наверное, сейчас шанс замедлиться и перезапуститься. Перестать нестись, проверить, точно ли мне туда, точно ли я этого хочу. Понятно, что сложно сойти с этого марафона, где приз уже маячит на горизонте, никто не хочет с него сходить. Но, как бы это странно ни звучало, я нашел для себя такое небольшое утешение.