Расскажете историю об участии в швейцарской резиденции? Какое значение это имело в вашей карьере?

Это была очень значимая веха на профессиональном пути. В 2017 году я дебютировал на ярмарке Cosmoscow – мои работы на тот момент представляла галерея Artwin. Так получилось, что в том же году экспертный совет Cosmoscow выбрал меня «Молодым художником года» и я получил приз от банка Credit Suisse. Такое невозможно было себе помыслить: первый раз участвовать в ярмарке, даже первый раз быть на ней зрителем и получить столько внимания. Этот год, конечно, стал бустером для моей последующей деятельности.

Первое, что хотел бы отметить – я обрёл новых друзей. Например, Андре Роггер – куратор коллекции Credit Suisse, прекрасный человек, и я очень рад, что с ним можно продолжать дружить и общаться. Второе – на тот момент, помимо художественных проектов, у меня была другая работа. Премия Cosmoscow и Credit Suisse подтолкнула меня оставить работу и посторонние занятия, и с тех пор я занимаюсь только искусством.

Ну и третье, наверное, самое интересное – благодаря поездке в Швейцарию, родился масштабный проект, который существует по сей день. Я исследовал отношение к кремации в Швейцарии, так как более 70% людей в этой стране предпочитают именно этот вид погребения. Это связано и с нехваткой земли, и распространением протестантизма. Когда я вернулся в Россию, я серьёзно взялся за работу над проектом «Сад им.» в Нижнем Новгороде.

«Сад им.» – очень известный проект, о котором много сказано и написано. И всё же, менее интересным он не становится. Какая его ключевая идея?

«Сад им.» – это, с одной стороны, терапевтический, а с другой – мемориальный ботанический сад, расположенный во внутреннем дворе частного крематория в Нижнем Новгороде. Проект был создан мною совместно с московским художником Алексеем Корси в 2019 году, и планируется, что Сад никогда не закроется. Конечно, мы не можем гарантировать вечность чего-либо, в том числе и Сада, но эта намеренность, такая роспись в вечности и есть часть проекта, попытка сопротивляться энтропии.

«Сад им.» — это пространство где легитимизирован разговор о смерти, практикуются своего рода «слова против смерти», это место переживания человеческой мортальности. Сад во многом обращается к такому понятию, как парадоксальная интенция. Это термин из психологии, описывающий способ избавления от страха путём сближения с объектом страха. Вы пытаетесь подчинить и понять страх, обрести осознанность по отношению к нему. Сад создает ситуацию, когда человек сам задается вопросом о мортальности на своих правах, а не оказывается лицом к лицу со страхом в самый неожиданный момент.

Смерть, пожалуй самый фундаментальный страх, который довлеет над нами. Смертью могут манипулировать различные социальные формации, мы можем жить во власти её аффекта. Проект предлагает людям помыслить некую свободу в говорении о смерти, а значит, прийти к личному способу преодолению этого страха. В Сад приходят разные люди. Это и профессионалы или посетители, которые приезжают туда чтобы увидеть искусство, это и те, кто оказывается в крематории не по своей воле, но так же и те, кто совершают личные ритуалы памяти.

Важно, что это не территория современного искусства, там нет текста куратора, это не место где вам что-то сообщают. Человек может прийти туда и не знать, что это проект, а пользоваться пространством непосредственно, как садом. Это терапевтическое буферное место, где человек, находясь на трансгрессивной территории, может попытаться выстроить свои отношения со смертью.

Сад также имеет мемориальную функцию. Люди могут посвящать растения своим умершим близким и родственникам. В «Саду» растёт более 120 видов растений, которые поделены на разные биоценозы. Любой желающий может зайти на сайт и выбрать растение. Человек получает электронный сертификат, а на сайте появляется запись на странице памяти. И это, также, попытка переосмыслить современную мемориальную культуру, представить её не как физически закреплённую в граните, а как некую нематериальную, цифровую память. В том числе по этой причине в самом «Саду» нет ни одной эпитафии.

Как произошёл переход от стрит-арта к тем направлениям, которые вас интересуют сегодня? Это было эволюционно?

В 2016 году я перестал создавать городские росписи и сосредоточился на размещении барельефов и инсталляций.

Когда художник задумывает создание произведения в публичном пространстве легально или нелегально, люди неминуемо будут воспринимать это, как вызов своему статус-кво и свободам. И мне показалось, что, когда мы говорим, например, о новой этике, то говорим о культуре согласия. Уличное искусство как будто продуцирует ситуацию, когда художник по умолчанию не должен никого спрашивать. Понятное дело, что крупные организации чаще всего не интересуются у горожан, стоит ли им устанавливать рекламу, но это не значит что художники должны поддерживать взгляд на город, как на “дикий запад”.

Со временем в своей практике мне стало интереснее выстраивать более сложные отношения зрителем, нежели бросать что-либо в публичное пространство и ждать реакции.

А что вас мотивирует заниматься искусством?

Я думаю, что искусством занимаются тогда, когда всё вокруг несовершенно. В текущих условиях мне важно продолжать заниматься искусством, потому что кроме меня в этом процессе замешаны и другие люди . Для меня мотивация – это конкретные люди, чьи глаза ты видишь по ту сторону. Они – главный стимул к тому, чтобы продолжать заниматься искусством.

Расскажете о проекте, который планируете представить на Cosmoscow в 2023?

Я решил обратить внимание на искусство, которое исчезает. Мне интересно дать произведению активную позицию, заключить в него изменчивость. Часть моих последних работ имеют потенциал, который раскрывается только если человек прилагает необходимые усилия. Серия произведений, которая будет представлена на Cosmoscow впервые, предлагает помыслить хрупкость. Один мой коллекционер сказал, что это худшая работа для коллекции, потому что она может исчезнуть. Другой сказал, что это идеальная работа, из-за того, что тебе нужно сохранять её, ты никому её не будешь показывать, кроме себя.

А вы много общаетесь со своими коллекционерами? Вы знаете, кто в основном покупает ваши работы?

Я думаю, это человек, который поборол первое впечатление о том, чем я занимаюсь. Как бы это не звучало, но до меня приходится доходить.
Это коллекционер, который готов на долгую поездку. Ему требуется не одна встреча с моим произведением, а личный, незаменимый опыт. И мне это интересно и важно. Я думаю, коллекционер любого искусства — это человек, у которого возникает какая-то универсальная симпатия к произведению. Дело в том, что у меня много произведений, которые уникальны. Я ставлю перед собой задачу что-то сказать, делаю произведение, и на этом высказывание заканчивается. У меня не так много серий, состоящих из десятка работ. Поэтому коллекционеры, которые покупают мои работы, приобретают отдельные высказывания. И тебе важно попасть на эти объекты, обратиться к ним, так как они часто требуют определённой эксплуатации.

Вы покупаете сами работы других художников?

Да, конечно. Чаще всего я покупаю работы других художников в подарок. Последнее, что я купил домой, это работа Павлы Марковой из Омска – линогравюра с изображением множества котов с крупной надписью “Михаилы”. У меня нет выраженного азарта коллекционера, но на день рождения мои коллеги по студии подарили мне скульптуру художника и инженера Ивана Белова, родившегося в городе Выкса. Похоже на замкнутый круг – дарю я, дарят и мне. И это прекрасно!

Что бы вы могли посоветовать молодым художникам?

Один из первых советов – больше общаться. Я не говорю о том, что нужно ходить на все вернисажи, а имею в виду незаменимость дружбы с другими художниками. Важно поддерживать коммуникацию, критиковать друг друга, обсуждать проекты, развиваться вместе.

Художник-индивид – это либо ошибка выжившего, либо записанный ход историка искусства. Люди, всё равно, продукт социальных связей. Поэтому важно создавать сообщества, объединяться в одном пространстве, приглашайте туда людей, которые имеют другую точку зрения на то, чем вы занимаетесь. Пытайтесь расти вместе. Я думаю, что это единственная возможность вообще выжить. Если дерево растет одно в поле, в него ударит молния, его снесёт ветром, в него врежется машина. Это дерево будет уничтожено, какое бы высокое и сильное оно ни было. Только когда деревья образуют лес они могут устоять против внешних условий. В лесу деревья растут вместе друг с другом, они защищают друг-друга и себя по отдельности. Я думаю, что молодому художнику важно размышлять о коллективности производства искусства.

Второе – это «no god, no masters». Нет никакой святой истины. У Мисимы Юкио в произведении «Золотой Храм», один из персонажей произносит такой коан, – это буддистская притча, которая должна проверить насколько ученик готов к просветлению. И притча звучит так: «Встретишь Будду — убей Будду, встретишь патриарха — убей патриарха, встретишь святого — убей святого, встретишь отца и мать — убей отца и мать, встретишь родича — убей и родича. Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия». Любая истина, как только становится таковой , костенеет и регрессирует. И какое образование человек бы не получил, какой бы мастер для него ни был важен, важно от этого отказаться. Даже заставить себя попытаться перейти на другую сторону, для того чтобы научиться чему-то, что ты упустил по причине своей не дальнозоркости. Во всяком случае для меня это было всегда полезно. Я часто сбегаю с территории искусства на территорию других профессий. Поучиться у других, казалось бы, не близких к искусству людей, и потом перенести это в свою практику.

Как вы думаете, что будет с российской арт-средой в будущем?

В современном искусстве существует огромное количество вызовов для художников. Но эти вызовы тщетны по сравнению с общемировыми кризисами. Сейчас художник в России не имеет роскоши абстрагироваться от насущных кризисов. Эти вызовы настолько большие, что неудивительно наблюдать у авторов тотальную растерянность и несбыточность. Любой ответ на вопрос о будущем окажется несмешной шуткой.