Владимир, у тебя совсем недавно открылась соло-выставка в Дрездене. Расскажи, о чем этот проект и как он случился?

Эту выставку я начал продумывать еще около года назад после того, как получил предложение сделать проект в Kunstverein. Формат Kunstverein представляет собой что-то среднее между галереей и музеем, это пространство, которое поддерживается не только государством, но патронами и людьми, интересующимися искусством. Проект стал результатом исследования теории романтизма с точки зрения постконцептуального поворота в истории искусства. Сейчас во всей Германии отмечается 250-летие Каспара Давида Фридриха (немецкий живописец, один из ключевых европейских художников XIX века, крупнейший представитель раннего немецкого романтизма, прим.ред.), и на многих площадках страны проходят выставочные проекты, посвященные этому течению.

По началу у меня было представление, что это довольно архаичная тема, да и сам термин «романтизм» для меня казался чем-то несовременным. На самом деле, начиная с двухтысячных, теория и философия романтизма активно изучается и переосмысляется на факультетах современного искусства. Вместе с искусствоведом и куратором проекта Алесей Веремьёвой мы начали разбираться и нашли множество пересечений с практиками ленд-арта, концептуализмом, и с некоторыми другими идеями, к которым я сам обращаюсь во время работы.

Результатом нашего исследования и стала выставка “The Flame Devours My Every Step”, которая открылась 5 апреля и будет длиться практически до конца мая. В проекте представлены графические работы, впервые показанные в студии «Тихая» на выставке «Красная река», новая работа на дереве с изображением горящей радуги, а также мурал, созданный непосредственно на стене Kunstverein.

Расскажи, пожалуйста, как вы выстраивали взаимодействие с выставочным пространством? Был ли open-call, на который можно было подавать проекты, или у вас была заранее договоренность под эту тему и твое участие?

Алеся уже более года живет и работает в музейной сфере в Дрездене. Она порекомендовала меня директору Kunstverein как художника, который может предложить новый взгляд на теорию романтизма и сделать проект в этом пространстве.

На самом деле, это первый кураторский опыт Алеси – ранее она несколько лет работала главным хранителем музея «Гараж» и была погружена в искусствоведение. Получилась очень удачная связка – в этой выставке нам было важно осветить именно искусствоведческую сторону вопроса, и ее подход оказался очень ценен. Кураторский текст тоже вышел удачным – он описывает и мои практики, и дает отсылки к релевантной литературе по теме проекта.

Зная немного о твоих проектах, у зрителей может сложиться ощущение, что твои практики в основном привязаны к местности. Но в этом проекте случился выход за рамки географии, и даже наследие, которое ты изучаешь в The Flame Devours My Every Step, отличается по охвату. Насколько часто у тебя случается обращение к международному или зарубежному контексту и как это в твоей практике отражается?

Я тоже задавал себе этот вопрос и кажется нашел на него ответ, когда занимался проектом «Заброшенная деревня». Тогда я путешествовал по средней полосе России, видел множество традиционной архитектуры, обращался к этой теме. В итоге я разочаровался в своем подходе и начал искать новый контекст, который не предполагал работу с идентичностью определенной культуры. Я переключился на пограничные, лиминальные пространства или «не-места», говоря языком Смитсона. Это, скорее, «выброшенные за скобки» мультикультурные ландшафты nowhere, в которых я до сих пор строю сайт-специфические инсталляции. Такой подход обусловлен совсем не желанием разгадать какую-то локальную историю или интерпретировать ее, сколько представляет собой работу с понятием искусства как такового. Поэтому мне абсолютно комфортно работать с контекстом, который не привязан к культуре определенного народа или географии.

Говоря о романтизме, художники этого течения не только переопределили концептуальный подход к искусству, но и впервые обратились к удаленным недоступным ландшафтам. В центре внимания оказались фрагменты природы, собирающиеся в единую композицию из множества прототипов. Обращение к прогулке или путешествию, смещение акцента внимания с конкретного события на процесс распада, появление понятия темпоральности– все это очень близкие мне вещи, к которым я обращаюсь в своей практике постоянно.

Верно ли, что та же «Остановка» существует в абсолютной непривязке к месту, где она находится? То есть, мы ее вполне можем вообразить в любом другом регионе страны или даже за ее пределами?

Остановка скорее важна не как материальный объект, который я решил поместить в лес, а как идея медленного подхода к восприятию жизни в целом.


Можем ли ждать новостей о создании серии «загородных практик Дрездена»?

Пока что я не планирую возвращаться в Дрезден, но совсем скоро, с приходом летнего сезона, начну работу над новой инсталляцией, которая станет самой сложной с технической точки зрения. Она будет находится в лесу Нижегородской области. Это будет замок с лабиринтом внутри, с неудобными комнатами и запутанными интерьерами.


Класс, будем ждать! Расскажи, был ли какой-то интересный отклик на выставке в Дрездене от аудитории, которая была ранее не знакома с твоим творчеством?

Больше всего было вопросов по поводу стены и рисунка мелом. Посетители спрашивали, можно ли добавлять что-то туда или стирать. У людей часто возникает желание взаимодействовать с моими инсталляциями. То же самое происходило с Бассейном, Остановкой и Монументом. Все что касается, каких-то странных, видоизменяющихся материалов почти всегда вызывает желание прикоснуться, так что с мелом история похожая. Не удивлюсь, если к концу выставки мурал как-то поменяется.


Были ли запомнившиеся тебе комментарии или даже действия от тех, кто случайно натыкается на объекты из твоих загородных практик?

Как правило, люди, которые туда доезжают, знают, на что они едут смотреть и бытовых вопросов из серии «а зачем тебе это?» не задают. Ведь это всегда означает очень осмысленную трату времени. В обычных городских условиях ты курсируешь по выставкам, иногда смотришь по несколько проектов в день, при этом зачастую даже близко не зная заранее, что ты увидишь. Говоря о Загородных практиках, наоборот, работает медленный подход к искусству. Ты подбираешь одежду по погоде, планируешь маршрут, перекус в дороге или даже плей-лист в машину. Сам процесс путешествия и прогулка становятся неотъемлемой частью опыта взаимодействия с работами. Когда я сам приезжаю в эти места, то встречаю какие-то оставленные людьми ветки, венки или следы от костра, вижу образовавшиеся тропы. Я обращаю на такое внимание. Возможно, кто-то из людей оставивших этих следы, наткнулся на инсталляцию случайно и даже не знает такого слова.

Ты по-прежнему практикуешь поездки с желающими по объектам в Нижегородской области или сейчас это организуется по-другому?

В процессе общения с теми, кто посещал мои объекты, я пришел к выводу, что самый лучший опыт – это самостоятельная поездка в небольшой компании или вообще одиночная, когда нет никакой медиации с моей стороны. Кажется, что в данных обстоятельствах мои комментарии могут быть лишними, а личный опыт будет гораздо интереснее.

Поэтому я сделал карту – полностью аналоговую, напечатанную на ризографе, которую можно получить на руки и ориентироваться по ней – там есть все необходимые координаты и краткие описания, даже отмечены места нахождения работ, которые уже утрачены. Интересно, что за счет выбранного мной метода печати карту тоже можно назвать временным артефактом – в процессе взаимодействия с ней какие-то элементы могут смазываться, а на руках будут оставаться следы.


Хочу еще немного поговорить о твоих ощущениях по ходу развития творческого пути. Расскажи, пожалуйста, про момент, когда ты почувствовал, что ты как художник достиг какой-то якорной точки, прорыва?

Честно говоря, я мало получаю удовольствия от искусства, для меня это всегда история про решение задач, сложных, но интересных. Чаще всего это про противоречия и ошибки. И это не про результат, тем более не про прорыв.

Думаю, первый значимый чек-поинт произошел, когда я создал с Артемом Филатовым инсталляцию «Пустой дом» в рамках молодежной биеннале в 2014 году. Тогда это было первое участие в музейной выставке, в международной биеннале. Для меня это стало опытом, благодаря которому я понял, что существует не только уличный контекст, не только друзья, с которыми ты делишься и за которыми следишь, но и общемировой контекст, который хочется исследовать.


Как ты определяешь для себя успех как художника?

Мне кажется, сейчас многое определяется за меня. Чаще всего я застаю себя в состоянии свидетеля того, что происходит. Свидетеля трансформации института современного искусства. Это тяжелая история, которую не время комментировать. Если раньше мне могло казаться, что современное искусство – не самый удачный инструмент для диагностики современности, то теперь я практически в этом не сомневаюсь. Я пытаюсь найти место и контекст, в котором современное искусство возможно, ни о каком успехе речи не идет. На данный момент для меня по-прежнему таким местом остается лес и сад.


Есть ли напутствие, советы, которыми ты хотел бы поделиться с художниками, находящимися в начале творческого пути?

Быть в потоке.