Расскажите о начале Вашего художественного пути?
В моей жизни всё было четко предопределено. Вся мужская половина моей семьи — физики и ученые. Тогда как женщинам отводилась роль в искусстве и культуре: бабушка была певицей, мама — художницей, прабабушка — скульптором. Искусство стало моим осознанным выбором. Все-таки я больше визуал.
Все шло по привычному сценарию. Сначала подруги матери помогли мне подготовиться к художественному училищу. Затем я поступил в Суриковский институт — там я проучился довольно долго, так как брал академический отпуск и уезжал в Америку. Тогда же я влюбился в искусство печати, это стало для меня настоящим увлечением.
В училище я изучал промграфику, в то время так именовался графический дизайн. Логика выбора обучения была такова: в советской реальности ремесло — это верный кусок хлеба. Так и оказалось: в девяностые годы, когда все пошло вразнос, я начал на этом зарабатывать — эта область долгое время меня кормила. Сначала был просто дизайн, затем я открыл дизайн-студию, рекламное агентство, а потом и типографию. Все направления объединились и скрутились в один клубок.
Я довольно долго этим занимался, хотя художник внутри страдал от подавленности. Потому что любой бизнес требует полной отдачи, как и искусство. Я, конечно, делал выставки и участвовал в различных мероприятиях, и это время нельзя назвать потерянным. С начала 2000-х годов я все больше втягивался в бизнес. В какой-то момент там появилось офсетное производство, потом филиалы, и с увеличением штата до 150 сотрудников стало совсем тяжело. К тому же я понял, что то, что производит современная типография — продукт, живущий очень короткую жизнь, почти любая рекламная продукция или упаковка через минуту после использования летит в мусорное ведро. Мне стало не по себе от осознания, что я потратил 15 лет на обучение, но не использую свои знания на практике, не передаю их дальше. На этом фоне у меня появились студенты, и я начал преподавать вместе с Борисом Трофимовым в его мастерской. Это был курс дизайна, который мы расширили практической типографикой для дизайнеров. В итоге, типографию я продал, а рекламное агентство передал своему партнеру.
В какой-то момент директор ЦТИ Фабрика — Ася Филиппова — предложила мне открыть свою мастерскую в пространстве, где сейчас находится ПиранезиLAB. Мастерская открылась в 2015 году. Первые месяцы все она существовала в полноги, но потом я понял, что справляться одному становится сложно — мне нужны были помощники. Тогда я опубликовал пост в сейчас запрещенной соцсети и, на удивление, получил около трехсот репостов. Я решил собрать всех, кто откликнулся, и организовать встречу, чтобы все эти люди познакомились друг с другом. У меня была точная модель того, как я хотел, чтобы мастерская функционировала. Я видел, как такие конструкции работают в Америке и начал восстанавливать связи с американскими и европейскими коллегами, они помогли мне скорректировать некоторые идеи. Хотелось создать профессиональную мастерскую, работающую с опытными художниками. В английском языке существует понятие «collaborative printmaking» — коллаборативная печать. Для меня это своего рода художественная практика, близкая к концепции реляционного искусства.