Чем больше мы знакомимся с региональными арт-институциями, историями их возникновения и людьми, которые их создают, тем больше хочется отправиться в большое путешествие по локациям современного искусства страны и посетить и прочувствовать каждую без исключения.

В список городов, с которого такое путешествие можно начать, мы бы однозначно добавили Воронеж. Мы в Elpehant in the Louvre не раз готовили материалы о художниках, начавших свою карьеру именно в этом городе. А сегодня хотим рассказать о Галерее Х.Л.А.М. – институции, с непосредственным участием которой рождались и развивались творческие практики многих из них.

Мы поговорили с основателем Х.Л.А.М. Алексеем Горбуновым о его личном пути до открытия галереи, арт-сообществе города Воронеж, мотивах для коллекционирования искусства и о том, для чего галерея работает уже 15 лет.

Алексей, галерею Х.Л.А.М. Вы открыли в 2008 году. Расскажите, как Вы и искусство сосуществовали до этого момента?

Так вышло, что новейшее искусство я полюбил с допотопных времен, с начала 70-х годов. В те годы я был студентом. Мне и моему товарищу нравились концептуальное искусство, лэнд-арт, акционизм, конкретная поэзия и т. д. Как мы могли следить за зарубежной арт-сценой? Доставали и читали многочисленные книги с критикой «буржуазного» искусства. Авторы этих книг, представители стран «народной демократии» и некоторые советские искусствоведы, могли, как тогда говорили, «проносить идеи под чужим флагом». Отбрасывая в сторону доводы марксистско-ленинской эстетики, можно было наслаждаться приведенными образчиками текстов «нового романа», цветными, а часто черно-белыми изображениями инсталляций и живописных работ, описаниями действий «театра разрушений» и всеми находками contemporary art. Сформировалась моя привязанность и искренний интерес к текущему западному искусству. Решение открыть галерею Х.Л.А.М. я принял в 2003 году, после того, когда у меня появилось подходящее помещение. Мне казалось ненормальным, что в Воронеже, миллионном городе, не представлено современное искусство.

Что из себя представляла жизнь людей искусства в Воронеже в те годы, когда открывалась галерея?

 Я приехал в Воронеж 1976 году из Харькова, по распределению после ХАИ (Харьковский Авиационный Институт). В самом Харькове я знал только работы Олега Малёваного из круга любимого мною Бориса Михайлова. Поэтому после знакомства с работами харьковского фотоклуба или, к примеру, современной голландской фотографией, как я мог воспринимать работы воронежских фотохудожников? Это было насквозь официальное искусство.

Я пытался по приезду найти современное искусство в Воронеже, но потом оставил эти попытки. Я просто работал на производстве, а информацию по-прежнему черпал из книг, а также из польских журналов «Штука», «Прожект», «Шпильки», немного из «Америки». Отдушиной в Воронеже была только знакомство и дружба с Борисом Юханановым, который учился до 1979 г. в местном институте искусств. Борис, «сумасшедший принц», уже тогда был человеком невероятным и в своём первом рукописном романе «Чёрте что» фактически являл технику будущего своего «медленного видео», а практикой жизни – свой «театр-театр». В наступившие девяностые московская художественная жизнь затрагивала меня только в форме отголосков, но современное искусство было всегда со мной. Во время реконструкции купленного помещения, я как-то в 2005 году сообщил о планах своей сотруднице Маше Чехонадских, и она рассказала о своих университетских друзьях, которые в разных случайных местах устраивали перформансы. Маша – прекрасный и очень интересный человек, и я стал прислушиваться к её этим рассказам. Так я познакомился сначала с Иваном Горшковым, а потом с Арсением Жиляевым и Ильёй Долговым. Если бы из-за обстоятельств реконструкция моего помещения не затянулась на годы, то, конечно бы все акции «ПОППИ» 2005-2006 гг прошли в Х.Л.А.М.е, т. к. мне нужно было именно это. Но и 2008-2009 годы прошли в открывшейся галерее триумфально.

Художников же из других городов я приглашал исходя из личных симпатий, ощущений, по сложившемуся отношению к ним и к их искусству. Это были И. Затуловская, А. Кузькин, И. Дубяга, Ж. Музалевский. С. Пахом, С. Братков, В. Чтак и многие другие. Все они говорили о человеке, и говорили честно.

В любом учебнике по менеджменту написано, что перед открытием нового бизнеса нужно изучить рынок и конкурентов. Когда галерея Х.Л.А.М только открывалась, следили ли Вы за галереями в других городах, сравнивали себя, анализировали?

Что кается конкуренции, то с первого дня работы нашей галереи я говорил всем многочисленным СМИ, что очень хочу, чтобы в Воронеже открылось десять таких галерей. Но они не открывались. На второй год работы мы организовали Воронежский центр современного искусства, и ВЦСИ, просуществовавший всего 10 лет, с первого дня был нашим соратником и другом. Вообще Х.Л.А.М. – галерея неправильная: у нас нет и никогда не было никакой стратегии, кроме того, что в галерее стоял заслон всем оттенкам и крупицам салона. Работа основывалось на искреннем интересе и страсти к тому, что мы делаем. Коммерческое в наших стенах, если происходит, то случайно. Думающим о бизнесе молодым галеристам не советую брать пример с нашей деятельности. Однако, именно в Х.Л.А.М.е зародилась и окрепла «воронежская волна». Этот термин начала десятых принадлежит тонкому и остроумному аналитику современного искусства В. Дьяконову, который включал тогда в эту «волну» А. Жиляева, И. Долгова, И. Горшкова, Н. Алексеева, К. Савельева, К. Гаршина. У всех у них первые, а часто и последующие, персональные выставки прошли в Х.Л.А.М.е.

Следил ли я за галереями в других городах? Да, но мой образ жизни больше похож на стиль художника, а не галериста. Живём на то, что изредка продаём. Когда во второй год работы галереи, в 2009 г., к нам приехал М. Гельман, он поразился тому, как можно было открывать галерею в городе, где нет ни одного коллекционера современного искусства. Правда, не прошло и восьми лет, как коллекционер появился.

Именно поэтому на частые вопросы о существовании и развитии арт-сообщества в Воронеже я отвечал и отвечаю, что, на мой взгляд, его нет. 30-50 человек, которые приходят на вернисаж как в место модное, арт-сообществом не являются. Глядя на фотоархив за разные годы, на вернисажах обнаруживаешь всё время разных людей. Они отпадают, и придя снова через 6 -10 лет никогда не помнят, что же они видели. Для меня арт-сообществом являются прежде всего те люди, которые искренне нуждаются в «другом», которые одержимы новым искусством настолько, что приобретают его. Арт сообщество – это не столько художники, сколько коллекционеры.

У Вас никогда не было желания бросить это дело и заняться чем-то другим?

Нет, не было. С самого начала я знал, что «ничего не будет», что к коммерческому успеху это не приведет, никаких иллюзий о появлении у людей любви к современному искусства не питал и не питаю. Но это не значит, что я брошу этим заниматься. Вполне достаточно интереса, потребности и любви.

Несмотря на то, что коллекционеров больше не становится, в Воронеже по-прежнему активно появляются и развиваются художники. Как Вы с ними сосуществуете?

Коллекционеров в Воронеже не просто не становится больше, их просто нет. Но за последние 16 лет я был свидетелем, как в городе появлялись и куда-то девались художницы и художники. Кто-то уходил в дизайн, кто-то просто уезжал и растворялся в другой жизни. Успех этого пути никто не может гарантировать. Бывают и счастливые случаи. В 2013 году выпускница воронежского художественного училища Катя Лузгина зашла на групповую выставку «воронежской волны» и увидела инсталляцию Ивана Горшкова: на полу, в «бассейне», в жиже и тряпках валялся бетонный слон. Увиденное произвело на Катю большое впечатление. Теперь мне кажется, что психологически на тот момент она уже была современным художником. Как бы то ни было, но родители Кати, предприниматели очень средней руки, смогли оплатить дочери в Лондоне учёбу в области современного искусства. И Катя, хорошо знавшая английский, окончив Челси колледж, занимаясь железобетоном, достигла впечатляющих результатов. Х.Л.А.М. дважды делал у себя выставку её и показывал её искусство на стенде Cosmoscow. Сейчас К. Лузгина со своим мужем, художником Майклом Маккейном, успешно выставляется в английских галереях.
В 2019 г. воронежскую эстафету определённым образом подхватили Я. Посадский и М. Гудвин: в съёмной квартире открыли комбинированное пространство «Дай пять». Грянул коронавирус, потом - катастрофы. Ян больше занимается паблик-артом, объездил всю страну, Миши сейчас в отъезде. Мы все бываем другу у друга и в «Дай пять», и «Утилизации», и, конечно, в Х.Л.А.М.е, но не оставляет ощущение, что всё это в прошлом.

Давайте поговорим об институте коллекционирования. Как Вы считаете, за счет чего в коллекционирование приходят новые лица? Как Вы, как галерея, или мы, как медиа, можем способствовать этому?

Мотив приобретения искусства для меня всегда был загадкой. На первый взгляд кажется, что этих мотивов три: инвестиция, улучшение своей репутации и по какой-то, часто непонятной причине, – эмоциональная или интеллектуальная радость. В идеале всё это совпадает. Если говорить о коллекционировании современного искусства с мотивом «радости и счастья», то, на мой взгляд, нельзя вдруг начать это делать в 40 или позже лет. В человеке должно что-то с юности дремать, чаще всего это встреча с экстраординарным человеком или людьми, книгой или произведением искусства, нечто такое, что ты не забываешь, что тебя греет и освобождает. В других же людях часто сидит раздражение от встречи с непривычным, нерациональным. Такой человек для «понимания» может прочесть десяток лучших монографий по современному искусству, прослушать несколько курсов лекций и посмотреть массу самых радикальных выставок. А раздражение в глубине останется. Самые талантливые, обаятельные популяризаторы читали просветительские лекции о современном искусстве, проводили беседы и различные туры в крупных корпорациях и городах. Почти всегда — тщетно. На мой взгляд, для искреннего и радостного коллекционирования определённым человеком нужно быть. Стать нельзя. Если же это мотив формального инвестирования или случай возникшей заботы о специальном статусе, то можно.

Что способствует рождению будущего коллекционера современного искусства? Хорошие книги в молодости, среда, отсутствие серьёзного отношения к себе (самоирония), потребность в свободе. Если всё это с юности сидит в человеке, то при появлении материальных возможностей, он вполне может стать таким коллекционером. Категоричность, благоразумие, косность – вот лишь некоторые препятствия на этом пути. «Принцип домино» (хочу как у соседа) тут не срабатывает. И дело часто не в стоимости работ, а в эстетическом препятствии, которое сидит в груди и ни при каких обстоятельствах не позволят даже магнату сделать подобные приобретения.

Но «новые лица» возникают. И они обретают особый вид свободы.

Вы поделились тем, что с момента создания галереи у Вас не было бизнес-плана или стратегии, значительного дохода она также не приносит. Но Х.Л.А.М существует и развивается уже 15 лет, и, видимо, для этого есть причина. Для чего галерея функционирует, в чем ее миссия?

Можете назвать это моей прихотью. Я ведь, например, терпел всю жизнь их официальное искусство, которое как торжествовало, так и торжествует сейчас. А тут есть маленькое, частное пространство галереи Х.Л.А.М с другим искусством. Неудобным. По-прежнему хочется видеть искусство, которое смущает обывателя, в набоковском смысле буржуа, бюрократа, что часто одно и то же. И в то же время — воодушевляет человека, который достигнув в своём деле успеха, всегда любил, например, записные книжки Ильфа, Чехова, Хармса и пьесы Беккета.
Миссия галереи Х.Л.А.М., может быть в том, чтобы не уменьшать присутствие современного искусство и в Воронеже, и в России.

Что посоветуете молодым художникам? На что ориентироваться, к чему двигаться сейчас?

Для меня процесс создания искусства так же, как и мотив приобретения, является загадкой. Думаю, у каждого отдельного художника это происходит по-разному, в зависимости от мироощущения, интеллектуального багажа, психического устройства, темперамента и т. д. Далеко не каждому сегодня достаточно сказать: “Продолжай!”. Если критическое мышление, даже в иносказательной форме, невозможно, художник вполне может замолчать. Другой, несмотря ни на что, находит в себе возможность вырабатывать несколько новый для себя язык, оставаясь верным себе. Легче всего посоветовать художнику продолжать попытки включения своего искусства в международный контекст. Но для многих тут содержатся большие препятствия: семейные связи, язык, имущественное положение, воля.
Если говорить серьёзно, то художник ни в коем случае не оппортунист. Наоборот, он преступает границы благоразумного, сбивает с толку рационального, заставляет усомниться осведомлённого.

______________________________________

Фотографии в материале предоставлены Алексеем Горбуновым.